«Путь самурая у каждого свой». Интервью с певицей Анной Даник

Мы познакомились с русской певицей Анной Даник на репетициях «Свадебки» Игоря Стравинского Финским Радио Симфоническим Оркестром под руководством дирижера Ханну Линту в Хельсинки в октябре 2019 года. Анна уже давно живет в Финляндии, участвовала в постановках Финской Национальной Оперы. Во время нашего интервью готовилась к постановке отложенная опера Вагнера «Валькирия» (вторую часть «Кольца Нибелунгов» переносили уже несколько раз в связи с пандемией), где Анна исполняла одну из Валькирий. На сегодняшний день постановка планируется на август 2022 года. Жизнь русской певицы в новой стране, ставшей для нее вторым домом — какова она? Интервью — об этом и многом другом.

Анна, вы родились в семье музыкантов в Петрозаводске. Помните свои первые воспоминания в связи с музыкой? Какие-то впечатления, концерты, как захотелось заниматься или петь?

Мой папа был музыкальным руководителем Петрозаводского драматического театра и Финского национального театра, и мои родители оба преподавали в музыкальном училище. Я, как театральный ребёнок, в пять лет дебютировала в спектакле «Иркутская история» и играла в театре в прямом и переносном смысле до подросткового возраста. Думаю, что это и есть корни моего артистического интереса, потому что это являлось образом жизни, а не хобби. Я училась в музыкальной школе как пианистка без особого энтузиазма. Потом я закончила как дирижёр-хоровик Петрозаводское музыкальное училище и даже успела поработать в этом амплуа. С 19 лет я возглавляла Ингерманландский хор, что меня тоже вырастило как музыканта и позволило найти контакт с коллективом, который дышит, мыслит через музыку .

У вас, получается, с детства были связи и с Финляндией, и с Россией.

Я родилась и выросла в Петрозаводске, моя бабушка ингерманландка. Она прошла весь этот дежурный ингерманландский маршрут — раскулачивание, потом Сибирь, потом из Сибири переселение ингерманландцев в Карелию. В 90-е годы Финляндия разрешила ингерманландцам вернуться домой, на историческую родину, и наша семья решила переехать — время было неспокойное.

В 1999 году поступила в Академию Сибелиуса на вокальное отделение и переехала уже самостоятельно. Я получила место в хоре Финской национальной оперы, одновременно у меня началась и работа, и учёба, это было очень здорово.

Получается, вы увидели разницу между образованием по классической музыке в России и в Финляндии? Говорят, что музыкальная школа похожа. Как по вашему опыту, чем отличается образование музыкальное в России и Финляндии?

Атмосфера после русской системы с жесткой музыкальной дисциплиной и высокими требованиями мне показалась слишком расслабленной, я автоматически получила зачёт по многим предметам — теория, история музыки, то что здесь начинают изучать уже в высшем учебном заведении — у меня это всё было уже восемь раз сдано. Моё среднее образование качественно было просто супер, но потом встал вопрос уже о вокальной школе и технике дыхания — настоящих педагогов мало в любой стране и в любой консерватории. Есть обычно один или два педагога, которые умеют научить, и, я думаю, что это уже не зависит от страны, а от того, насколько повезло учебному заведению. В Финляндии я познакомилась с итальянским репетитором Алессандро Аморетти. Он посоветовал обратится к профессору в Копенгаген. В итоге я одновременно заканчивала Академию Сибелиуса и Консерваторию в Копенгагене.

И параллельно вы сказали, что вы были приняты в хор Финской национальной оперы?

Да, моей первой оперой был «Борис Годунов», культовая местная постановка, она 15 лет продержалась, в партии Бориса Матти Салминен.

Как вы осваивали сначала финский, а потом датский для обучения?

Вообще, у меня языковая база очень слабая была, потому что в школе у нас был только французский язык, который я, естественно, забыла. Я приехала сюда в 1999 году и просто стала комбинировать слова — из пяти слов можно было составить 25 предложений. Я внимательно прислушивалась, но у меня, видимо, способность к языкам есть — года через полтора у меня не было вообще проблем, а сейчас люди не могут по языку определить, что это не мой родной язык.

То есть вы не двуязычна, но сами довели знание языков до совершенства?

Да, сейчас ситуация комфортная — без перехода с языка на язык. Английский я выучила в Копенгагене, но с датским акцентом было очень смешно. Немецкий я сейчас учу очень активно, но пассивным способом — смотрю Netflix сейчас только на немецком языке и читаю книжки на немецком, мне не нравится заниматься по учебникам.

Как певец осваивает языки? Можете более подробно рассказать? Он предварительно учит язык, или готовит языковую партию уже во время осваивания какой-то роли?

Обычно у певцов, работающих профессионально, есть какие-то основы, но дело в том, что вокальный язык, на котором мы поём, очень сильно отличается от того, как люди говорят. Там должны быть все согласные поставлены на дыхание, чистые гласные, которые можно пропеть, и они должны полностью соответствовать этим фонемам, которые должны быть узнаваемы для немецкой публики. Поэтому я просто всё выучиваю самостоятельно, потом занимаюсь с пианистом, и мы вместе уже доводим до кондиции.

Получается, по каждому языку у каждого певца есть свой language coach?

Безусловно.

Он предоставляется оперой для постановки или вы сами должны его найти?

Обычно певцы готовятся самостоятельно, но в театре всегда есть language coach, который следит за культурой исполнения во время постановки, обычно во время музыкальных репетиций. В работе с Вагнером и Штраусом язык это наверно самое главное, я получаю большое удовольствие в поисках своей интерпретации партий.

Что такое формирование своего голоса? Какие эмоции вы испытываете? Вы прислали мне в биографии, что у вас голос не мутировал, а сдвинулся от одного вида к другому. У вас написано «драматическое — меццо-сопрано». Что испытываешь, когда поёшь? Когда являешься сам инструментом, на котором ты исполняешь музыку?

Первое — путь самурая, конечно, у каждого свой. Все мы разные, у всех разный эйджизм. Например, лёгонькие сопрано, к ним требование, естественно, что они должны быть молоденькие, голос должен быть сформирован уже, всего за 20. Драматические голоса, которые, зреют позже — мужские голоса, басы, они только после 35 лет начинают втягиваться. Я начинала как сопрано, но мой голос привел меня сам к другому репертуару. В один прекрасный день я поняла, что мне гораздо удобнее драматические партии меццо-сопрано в операх Вагнера, Штрауса и Верди, чем Моцарт. Это был переломный момент, это был 2013, кажется, год. Тогда мне очень повезло. Как раз в этот переходный период я спела на прослушивании для дирижёра из Германии, и он спросил, есть ли у меня Эболи из «Дона Карлоса». Это такая партия, которую поют и сопрано, и меццо. И я дебютировала с большим успехом в Кемнице! Я поняла, что это мое, и стала разучивать новый репертуар, и тогда началась моя международная карьера.

Чем отличается певец от инструменталиста? Что такое — быть самому своим инструментом? Что такое пение как процесс?

Пение — это физический процесс, который основан на жесточайшем контроле дыхания, психики. Это такая своеобразная медитация с жестокими физическими нагрузками каждый раз. Тело должно работать, всё должно быть выучено, и в какую бы позу тебя ни положили на сцене, всё должно быть спето, слышно через оркестр до последнего ряда. Мне очень нравится. Я получаю удовольствие, когда всё получается правильно, и, помимо всего этого,перевоплощаешься в другого персонажа, который уже начинает играть за себя.

Получается, начинается всё с контроля лёгких, диафрагмы, а потом происходит процесс перевоплощения в персонажа?

В принципе, когда этот процесс контроля доходит до автоматизма, то уже можно жить, поэтому на премьерных спектаклях очень трудно дать себе волю и разыграться, потому что ты боишься: «А вот если я дам себе волю и выдам слишком сильно, будет ли это хорошо?», и так далее. Второе — боязнь потери здоровья, потому что нас аллергия, простуды и т.д. Я пела и с бронхитом — сомнительное удовольствие.

Что нужно для поддержания голоса в хорошей форме? Какие упражнения полезно делать?

Мы все очень разные. Надо быть просто в форме — двигаться, заниматься каким-нибудь спортом. Есть кто-то, кому легко без этого, и люди поют совершенно спокойно. А кто-то просто с фанатичным упорством закапывает себе в нос каждый день капли.

Расскажите, пожалуйста, о прослушиваниях, о процессе конкурса на роли. Для непосвященных читателей это неизвестный процесс. Как вы узнаёте о вакансиях?

В основном певцы получают предложения на партии от артистической агентуры, и они договариваются с театром о прослушивании. После прослушивания на партию, где нужно спеть фрагмент партии, заключается контракт. Если театр уже знает певца, могут пригласить напрямую. На прослушивании присутствуют главный музыкальный дирижёр, кастинг-директор, режиссёр.

Расскажите о самых важных ваших ролях.

Моя любимая роль это Клитемнестра из Электры Штрауса, я много ее пела. Очень люблю Амнерис из «Аиды» Верди, и все вагнеровские роли, они очень удобно написаны. Мечтаю спеть Марфу в «Хованщине» и Далилу в «Самсоне и Далиле». В «Электре» я пела в постановках Патриса Шеро и Кейта Уорнера.

Получается, вы видели Патриса Шеро на репетициях?

К сожалению, я не пела первую постановку — Шеро умер сразу же, когда она вышла, но я работала с его ассистентами, которые объяснили подробно все его идеи, и мы с ними сделали совершенно потрясающе. Для меня раскрылась эта партия в новом свете.

Расскажите, пожалуйста, чем вам запомнилась режиссура этой постановки? Она, с одной стороны, минималистичная, а с другой — символистская и монументальная. Как вам в ней работалось, что вы помните именно по режиссуре?

Одно из самых сильных чувств — это чувство страха, и Шеро удалось воплотить страх уязвленного героя, и эмпатия к нему проявляется совершенно на новом уровне. Клитемнестра, которая убила своего мужа для спасения своих детей у Шеро — не карикатурная ведьма, а уязвимый человек со всеми этими ночными кошмарами. Месть Электры не как цель, а как образ жизни придает всему спектаклю кинематографический драматизм, это уже совсем не по-оперному. Полярность «положительный» и «отрицательный» у Шеро относительная.

В свое время хотела написать книгу о Салонене, поговорив с разными людьми, которые с ним работали. Можете рассказать о его методах? Насколько я понимаю, он не много объясняет, но как-то по-другому влияет на музыкантов. Как он работает на репетициях?

С Салоненом я пела очень много, и я его обожаю, потому что в нём есть феноменальные качества. Во-первых, идеальные руки — то, что он руками делает, это фантастика. Просто нужно внимательно петь, как он показывает. Во-вторых, у него очень хорошая энергия, он без какого-то насилия ведёт за собой своей энергетикой, и он очень позитивен в работе.

Про руки мне говорил один русский скрипач. Он был на «Золоте Рейна», сказал, что он очень точно показывает.Вы можете сказать, в чём это выражается для певцов?

Вы знаете, что есть первая доля, и её должно быть видно. Есть ещё чувство, что вы должны дышать, но он держит темп и ведёт за собой. И у него это настолько удобно, что в принципе, получаешь всегда огромное удовольствие.

Но ведь все же люди разные. Как сделать так, чтобы было удобно — и всем оркестровым музыкантам, и всем певцам-индивидуалистам на сцене? Есть какая-то особая техника?

Да, и есть просто великие музыканты, которые это чувствуют, которые уникально одарены — Баренбойм, Салонен, Сегерстам, Гергиев. Такие величины, которые могут любого музыканта сделать лучше, чем он есть на самом деле.

Расскажите, как дирижёр невербально общается с певцами?

Многое зависит от дирижёра. Очень важно чувствовать, поддерживает ли он тебя, может ли он посмотреть на тебя в нужный момент, потому что мы часто следим не за руками, а за глазами. Иногда, когда музыка очень трудная, на тебя поднимают глаза, и ты видишь, что вот-вот он тебе покажет то, что нужно — ты тоже становишься готов. Мы с дирижером одновременно воспринимаем музыку в такие моменты.

Расскажите, пожалуйста, про постановку «Валькирии». Что уже было сделано? Как вы готовились? Как вы с ее режиссером Анной Кело обсуждали её концепцию?

Репетиции идут полным ходом. Ансамбль Валькирий — это очень монументально, и в версии режиссера Анны Кело это будет мифический обряд оживления павших воинов Валгаллы. Валькирии в постановке Финской Национальной Оперы это странные существа — амазонки. Валгалла помещена в период Второй Мировой Войны. Мы очень надеемся, что спектакль увидит свет, и мы сможем спеть для публики в условиях пандемии.

Чем вообще важна музыка? Чем она важна сейчас, когда мы все боимся новой болезни? Что вы можете посоветовать слушать и смотреть?

Для себя я учу новый репертуар, это дает мне чувство радости новизны. Музыка может просто помочь не сойти с ума. Можно смотреть и слушать то, что вам нравится. Мы смотрим записи и стримы из разных театров мира. Я слушаю радио — совершенно разное, разных стилей, люблю итальянское радио. Музыка — это эндорфин. Нельзя себе отказывать в этом ни в коем случае.

Для чего музыка нужна человечеству? Что вы можете сказать по этому поводу?

Понимаете, человек — это единственное существо, которому нужна параллельная реальность, ситуация театра, сопереживание. Живая музыка это всегда чудо, дающее жизненную силу. Главное — будьте здоровы!